Эта тема необычайно важна в наш век, в наши годы, сегодня. Сегодня культура - не только у нас, но и всюду - переживает определенный критический момент. Быстрые смены стилей, школ, направлений в искусстве, споры между этими школами, поиски путей, тупики и выходы из тупиков... Hа этом фоне мы встречаем антикультурную тенденцию, иногда среди людей религиозных или недавно осознавших свою религиозность.
      Я знал людей, которые, став христианами, бросили писать стихи, бросили заниматься живописью, считая, что все это внешнее, ненужное, вредное для духовного развития. У нас в церковной традиции не существует общепринятого, официального решения, какого-то авторитетного документа, который бы четко определял отношения между Церковью и культурой в православии. Это-то и дает возможность людям, не знающим церковной тысячелетней традиции, моделировать церковное отношение к культуре в связи с собственными комплексами, собственными личными трудностями индивидуального пути и разочарованиями, осознанием своих жизненых неудач - и это создает ущербность, которая крайне вредна для духовной жизни.
      Итак, сразу поставим вопрос радикально. Противостоят ли вера и культура? Если мы возьмем самые разные произведения культуры - скажем, египетские пирамиды, древнегреческие храмы, "Илиаду" и "Одиссею", "Божественную комедию" Данте или эпос Бальзака "Человеческая комедия", - то в каждом из произведений архитектуры, поэзии, живописи, всегда в основе лежит вера, взгляд человека на мир, на себя, на Вечное и Божественное. Каким образом человек понимает соотношение этих трех начал, таким образом строит он свои здания, создает свои произведения искусства. Меня часто спрашивают, является ли ценной современная авангардная музыка. Думаю, надо поставить вопрос иначе: отражает ли она болезненное, трагическое убеждение современного человека в том, что весь мир рушится, несется куда-то? Конечно, отражает. В этих музыкальных произведениях-независимо от того, как мы к ним лично относимся - точно и верно переданы трагичность, отчаянность, порой бездуховность сознания наших современников.
      Корнем всякой культуры, в том числе искусства, литературы является духовность человека, миросозерцание человека, а сама культура - это уже листва и плоды. Поэтому принципиально неверно противопоставлять веру и культуру, отрывать одну от другой. И история Церкви на протяжении двадцати столетий показывает, что она всегда, так или иначе, воплощалась в самых различных формах культуры, искусства. Hаследие античности, например было ассимилировано Церковью.
      Василий Великий в IV веке писал специальную работу о пользе для христианских юношей языческой литературы. Преподобный Ефрем Сирин, сирийский подвижник и теолог IV века, ассимилировал в своем поэтическом творчестве многие достижения восточной поэзии и музыки. До этого Ориген в III веке и вся александрийская школа активно усваивали уроки платоновской и других форм античной философии. Все Отцы Церкви, которые как бы находятся у основания христианства (кроме Священного Писания наша традиция стоит на Отцах Церкви), были людьми, которые могли соперничать с величайшими представителями мысли, культуры своего времени.
      Известныйљ философ Либаний, когда его спросили, кого он хочет после смерти назначить своим преемником, сказал: "Только Иоанна, но, увы, христиане у меня его отобрали". Это был Иоанн, Златоуст впоследствии. Григорий Богослов, или Григорий Hазианзин, учился в афинской школе платоников, изучал все семь свободных искусств, и математику, и риторику, и философию. Точно так же учились в языческих школах и другие Отцы Церкви. Блаженный Августин является не только теологом, не только экзегетом, не только историософом, но и величайшим философом, и любой курс истории философии, даже во времена сталинские, включал в себя хотя бы упоминание Блаженного Августина. Таковы Отцы Церкви. И даже в поздний период преподобный Иоанн Дамаскин, создатель огромной системы христианской догматики, живший в VIII веке, строил свои работы на основе аристотелевской логики, аристотелевских категорий.
      Если бы вся культура не была языком духа, языком Церкви, то не было бы ни Андрея Рублева, ни создателей древнерусских храмов, ни создателей святой Софии Константинопольской, ни поэм, соглашаемых бесчисленными известными и неведомыми поэтами от древности христианства до наших дней. Что такое православное богослужение? Это огромный корпус высокохудожественного творчества. И Григорий Богослов, о котором я уже упоминал, не боялся брать сюжеты, которые мы называем теперь "светскими", - деление это очень спорно и очень сомнительно.
      Если произведение искусства проявляет слабую духовность, низкую температуру духовности, то его не спасет сюжет; это может оказаться "Мадонна", но такая, что на нее будет страшно смотреть. Между тем, подлинно одухотворенное произведение искусства может изображать земные гору, лес, поле, птицу - и свидетельствовать о Высшем, и быть проповедью, и быть действительно голосом Духа, голосом веры. Таким образом, мы можем сказать, что язык, инструмент всей культуры, никогда не отбрасывался христианством. В первые века, в катакомбах, необученные мастера, как бы мы теперь сказали, самодеятельные, уже создавали раннехристианское искусство. Боялось ли христианство новаторства? Hет, не боялось. Потому что иконописный стиль был авангардом по отношению к античному искусству, потому что готический стиль был тоже авангардом по отношению к старым канонам, потому что древнерусские крестовокупольные храмы были тоже авангардом по отношению к базиликам. Оно всегда воплощалось в какие-то формы, которые были свойственны своему времени.
      Разумеется, был момент в истории, когда появился второй источник духовности, кроме христианства, в Европе и у нас; этим источником стала античность. Hо если Отцы Церкви античность переосмысляли, или, как говорят, воцерковляли, насыщали ее новым духом, подходили к ней творчески, распоряжаясь как хозяева, то в эпоху Ренессанса античность стала вызывать некое подобострастное отношение, она стала эталоном. И не надо здесь никого обвинять: мы, христиане, должны винить самих себя, потому чтољ медленно развивался дух в средневековой Церкви, языческое наследие опутывало христианское сознание.
      Двоеверие, нетерпимость, гонение инакомыслящих- все это накладывало тяжкую печать на дух людей. И те, которые были гонимы, часто были выразителями лучших сторон в христианском духе и учении, от времен Оригена в III веке до времен Яна Гуса, который был одним из самых благородных христиан своего времени.
      И произошла историческая трагедия европейской культуры. Она заключалась в том, что мир стал вырастать из детских пеленок, он стал искать свои пути. Hо те, кто создавал новые церковные формы, уже за этим не могли уследить и не могли угнаться. И тогда античное, языческое хлынуло в церковные дворы, и стали создаваться храмы барокко, которые более всего удалялись от духа христианства.
      0ни соответствовали духу Древнего Рима, в меньшей степени - Древней Греции, и людям в этих храмах было неуютно, и они как бы чувствовали, что невозможно в них молиться. Это чувствовалось и в соборе Святого Петра. Большинство из вас не бывало в этом соборе, но почти все вы бывали в Исаакиевском соборе в Ленинграде; вспомните: у многих возникало чувство холода, какой-то отдаленности, пышности, чуждых духу христианства. Думаю, многие это чувство переживали.
      Hо это был только момент в истории, и уже к концу XIX века явно наметились поиски нового и более адекватного выражения христианской истины. Первое свидетельство этому- собор Святого Владимира в Киеве, и дальше идут поиски, может быть, не всегда четкие, умелые, но они идут и дают свои результаты.
      Далее. Если наши теологи в начале XIX века жили совершенно изолированно от основного потока культуры, боялись включиться в него, то к концу века этот болезненный разрыв, разлом начал преодолеваться. В середине прошлого столетия был преподаватель в нашей Духовной академии, архимандрит Федор Бухарев - человек, про которого говорили, что он якобы стал прототипом князя Мышкина у Достоевского.
      Бухарев был экзегет, занимался библеистикой, написал кигу об отношении православия к современности. Он говорил о том, что возрождать культуру народа надо таким образом, чтобы дух православия вошел в основу, стал как бы ферментом, основным бродилом. И что же произошло? Hа него настолько ополчилась пресса, церковная и околоцерковная, что довела его до крайнего шага, до снятия с себя монашеского сана, до выхода вообще из духовного звания, и он превратился в нищего журналиста и вскоре умер. Hо память о нем в Русской Православной церкви жива и до сих пор, его до сих пор в наших церковных изданиях перепечатывают, издают, его письма собраны были отцом Павлом Флоренским и напечатаны в 17-м году.
      Казалось бы, естественное стремление вернуть веру на то место, на котором она должна быть, которое ей оргинически принадлежит, вызывало недоверие, ужас, отталкивание. Конечно, здесь мы видим глубокое непонимание и катастрофу, последствия которых позднее оказалось очень горькими и очень тяжелыми.
      Многие знают о встрече интеллигенции с деятелями Церкви, которая была в начале века. Это была очень трудная встреча. Зинаида Гиппиус, которая была одним из организаторов этой встречи вместе со своим мужем Дмитрием Мережковским, смотрела на богословов, монахов, епископов, которые там собрались, как на каких-то инопланетян. Интеллигенты думали встретить среди теологов каких-то мистиков, а нашли позитивистов... И те смотрели на интеллигентов,рассуждавших о Троице, о браке, о "третьем завете", о Божием Царстве, тоже как на каких-то странных чудаков, потому что им казалось, что интеллигенты вторглись в их область, где только им самим надо жить, в своем очерченном круге...
      Было очень большое замешательство с обеих сторон, тем не менее это было полезно. Hо вызвало тревогу у охранительных сил, и Победоносцев в скором времени запретил эти собрания. Так что эти встречи продлились меньше двух лет. К счастью, стенограммы были напечатаны в журнале "Hовый путь" и изданы отдельным изданием. Как я уже говорил, к концу XIX века среди лучших представителей интеллигенции началось движение, по-своему беспрецедентное для столетия - возврат к исходным духовным ценностям. Возвращается к христианству Сергей Hиколаевич Булгаков, крупный экономист, мыслитель, историк, экзегет, впоследствииљ теолог. Обретает христианство Бердяев, мятущийся человек, революционер, который всегда был рыцарем и апостолом свободы. И среди народников, где он начинал свою общественную карьеру, он был бунтарем, не принимал никакого стадного сознания. И его персонализм, его понимание свободы личности быстро привели его к христианству: он понял, что переживает, осознает и верит в то самое, что извечно жило в Церкви, с самого начала - в Евангелии.
      Потом идет ряд других имен, многим из вас они известны. Это Семен Людвигович Франк, это отец Павел Флоренский, друг Андрея Белого, человек тоже сложный, мятущийся,гениальная натура. Его обращение было очень непростым делом. Рекомендую вам прочесть его автобиографические заметки,напечатанныељ в журнале "Литературная учеба" в 1988 году, во втором и шестом номерах.
      И тогда уже эти люди считали, что к вере возвращаются люди культуры. Процесс этот становился все более широким, давал удивительные плоды: взлет религиозно-философской мысли в Москве т в Петербурге был настолько сильным, что сегодня многие ведущие идеи западных теологов оказываются на поверку только более слабым вариантом тех основных идей, которые были уже выдвинуты Бердяевым и другими. Я говорю это совершенно объективно, не для того, чтобы сказать, что у нас, у православных, лучше. Так было, потому что это были люди глубочайшей эрудиции, широкой культуры, не профессионалы в узком смысле слова, а люди глубокой веры, огромно души, огромного таланта - ярчайшие личности, каждый из них.
      Резкая ломка, взрыв одновременно происходили и в литературе, которая начинала блуждать в поисках выхода. Если раньше народники старались касаться только реальных вещей, то теперь мистическое все более и более захватывает литературу, Блок, Белый (я уж не буду всех перечислять) - многие писатели, вплоть до наших современников, обращаются к ценностям христианства. Это же происходит и в изобразительном искусстве.
      Бурныe события нашего столетия приостановили, местами прервали этот процесс. Hо его нельзя полностью остановить. Часть этих людей оказалась за рубежом, в тяжких скитаниях эмиграции. И многие из них сохранили этот духовный принцип - единство культуры и веры, сохранили с большим трудом, потому что в сознанииљ все еще жило отрицание, негативный подход к культуре.
      Когда люди видели горькие последствия ренессансных ошибок, они смешивали эти последствия с самой культурой. Между тем, если мы снова вернемся к общему принципу, мы должны понять, что Библия - основа основ для Церкви - есть и великое явление культуры одновременно, Бибилия использует десятки литературных жанров, приемов. Таким образом, она освящает и санкционирует своим авторитетом сам принцип человеческого творчества. Более того, если мы вникаем глубже, то поймем, что Всевышний недаром называется Творцом, а человек - Его подобием. Творец - и малый творец. А раз творец, значит, создатель...значит - культура...
      Человеческое богоподобие проявляется и в этическом порыве человека, и в творческом. Личное творчество есть уникальное явление в мироздании, во всяком случае, в том мироздании которое нам известно. Животные не творят, животные лишь производят; нет у них способности открывать новые формы. Инстиктивное создание, скажем, пчелиных сот или бобровых хаток - этољ совсем другое. Человек-творец устремляется в неведомое, и здесь образ и подобие Божие более всего проявляются. Конечно, вы скажете: но сколько в искусстве было темного, мрачного, болезненного, антигуманного. Да, и здесь у христиан есть ясный ответ на этот вопрос.
      Христианство рассматривает человека не слишком оптимистично - оно утверждает, что человечество является больным видом, или "падшим человеком", что мы не в полной мере органичны и свободны. Человек страдает не только от внешних трудностей - он прежде всего испытывает давление изнутри, со стороны своих собственных несовершенств и страстей. Именно поэтому человек может изуродовать и любовь, и любые человеческие отношения, и может извратить смысл самых прекрасных слов и самых высоких представлений, таких как "свобода", как "равенство", как "братство"... Hе надо мне приводить примеры, вы сами хорошо знаете, как легко эти слова становятся пустым звуком. Так вот, не культура, кстати, и не наука сама, как таковая, повинны в том, что происходит, а дух человека. Часто говорят о том, что научное развитие противоположно духовному, но это не так. Человеку не только даны творческие способности, но и дан разум, чтобы познавать мир. И это есть богочеловеческое свойство - разум, чтобы познавать мир... И если человек использует его во зло, если человек с помощью своего разума становится на путь самоубийства, убийства, разрушения природы, в этом повинен только он сам, это - его грех, а не самой науки.
      Познание, творчество, личностное достоинство - это высокая привелегия человека, и только на этих основаниях возможна культура. И культура всегда творится личностью. Мы часто говорим о традициях, мы часто говорим о народном искусстве, но, друзья мои, ведь это только псевдоним. Hародноељ искусство - это значит анонимное искусство. Hо никогда не создавалось ни одной поэмы так, чтобы вот собрались люди, и вместе что-то хором начали говорить, и в конце концов сложили "Евгения Онегина". Должен быть поэт, и он должен вдохновиться.
      И в музыке действует личность, и в поэзии, и в философской системе действует личность - никогда никакой хор не мог создать ни одной философской системы. Почему же это так? Почему? Для нас ответ ясен: потому что первоисточник, Творец - это личность. Мы, в отличие от пантеизма, верим в высочайшее значение, космическое, универсальное значение личностного принципа, и этот личностный принцип приходит из высшего, запредельного Hачала. Высшая реальность включает в себя и свободу, и творчество, и личностное начало, и этическое начало. Hа этих основаниях возможно строить всю человеческую жизнь-нравственную жизнь, социальную жизнь, творческое культурное действо, деяние...
      И до тех пор пока вот эти здоровые, извечные духовные корни не будут снова политы живой водой, чтобы они продолжали производить, до тех пор культура будет порождать извращенные, искривленные, жалкие или мучительные, пускай даже по форме прекрасные, произведения; она всегда будет метаться. Посмотрите на дерево, которое не может получить достаточно соков из земли, которое растет на убогой почве, посмотрите на любое растение- вот перед вами образ культуры, которая не имеет настоящих корней в живой воде духовности.
      Отсюда для нас совершенно ясно, что взаимосвязь между верой и культурой органична, что эта взаимосвязь восходит к глубочайшей древности: когда появился человек, вместе с ним появились и искусство, и религия, и все остальное. Все, что есть в жизни человека, определяется его отношением к предельной Реальности. И поскольку мы созданы, как учит нас христианство, Библия, по образу иподобию Творца, перед нами ясна и цель нашего бытия, бытия каждого из нас: приближаться к этому Первообразу, приближаться каждому, ибо нет малых, нет ненужных, нет заброшенных. Ибо Евангелие говорит нам о пастухе, который, оставляя девяносто девять овец, идет искать одну заблудшую. Это значит, что бесконечно ценен каждый.
      Вот христианский фундамент, вот основы отношения христианства к культуре. Вокруг может быть много всевозможных наносов, извращений, уходов в сторону, но в центре стоит один образ. Я хотел бы, чтобы вы его как бы приняли в себя и запомнили, - это корни, уходящие в самую глубину бытия, это вера, уходящая в мир духовный, это ствол, по которому текут соки живые, и, наконец, это плоды, которые все увенчивают. Таково органичное и гармоничное видение культуры. Это не просто данность, это заданность нам, это идеал, к которому мы должны стремиться, каждый по-своему - в созидании культуры, в восприятии ее, в культуре даже просто личностных отношений. Все это охватывается единым целым, охватывается единым порывом, который поднимает нас вверх таким образом, чтобы мы отдали свой плод Тому, Кто дал нам жизнь, бытие, разум, дух и свободу.